Доклад Руководителя программ фонда "Казахстан без наркотиков", консультанта по зависимостям, Дениса Злобина на II Международной конференции «Богословское осмысление проблем зависимости: православный и католический взгляд», прошедшей 1 и 2 октября 2019 года в г. Санкт-Петербург, на базе Александро-Невской Лавре.

Здравствуйте, уважаемые коллеги!

В Церковь, по вопросам зависимостей, люди обращаются гораздо чаще, чем даже в наркологические службы. Прежде всего, потому, что первыми начинают "бить тревогу" родственники зависимого и потому, что пойти за помощью в наркологию зависимый не желает до последнего. Негосударственные реабилитационные центры и консультанты по зависимостям - это, пожалуй, вторая инстанция, куда обращаются и родственники, и, реже, зависимые. Поэтому развитие программ помощи зависимым и их близким Церковью - важная задача, могущая принести большую пользу и обществу, и государству, и отдельным страдающим личностям, и конечно же самой Церкви. Дела милосердия, душепопечения, социального служения повышают рейтинг Церкви, уровень доверия ей и ее идеям, а значит - способствуют миссионерской функции и привлекают людей в Церковь, а через нее - ко Христу.

Однако, хотелось бы отметить, что помощь зависимым людям имеет важные отличия от помощи в других вопросах, и попытки реализовывать ее в привычной парадигме душепопечения о других категориях нуждающихся, неэффективны из-за особенностей зависимых.
Об этих особенностях я и хотел бы рассказать в своем докладе.

Все больше специалистов, даже светских, признают духовную основу болезни зависимость. При этом, от общих рассуждений об отрыве от Бога и выхолащивании смысла жизни до «поесть, поспать и комфортно жить» многие специалисты пришли уже к описанию и раскрытию совершенно конкретных особенностей зависимых в духовной сфере. И здесь есть две наиболее важные стороны вопроса.
Первое – это то, что зависимый, даже когда его зависимость еще не так очевидна, имеет целую систему неверных представлений, иллюзорного мышления, анозогнозии и отрицания своих ошибок. А говоря короче – это целая система патологической лжи, прежде всего самому себе, и система убеждения себя в собственной правоте.

И это относится к духовной стороне зависимости, по той причине, что человек запутавшийся в собственной лжи, не различающий своих иллюзий и заблуждений относительно даже элементарных вещей, просто не способен на осознанный честный контакт с собой, окружающими его людьми, и уж тем более – с Богом.

А вторая, по моему мнению, важнейшая часть духовной основы зависимости, состоит в том, что зависимый постоянно находится в попытках занять место Бога, либо отрицая при этом существование Бога, либо пребывая в претензиях к этому миру и его Создателю, за то, что мир "не вращается" так, как зависимый хочет. По сути, человек с болезнью зависимость категорически не согласен с тем, что он не Бог. Чаще всего, он, конечно же, не признает и не понимает этого из-за особенностей, описанных выше. Зависимый вообще мало, что знает о себе и еще меньше признает.

Таким образом, зависимый – это человек претендующий на место Бога, отрицающий это, живущий в мире иллюзий, самообмана и отрицания реальности.

Воцерковление такой личности представляется довольно сомнительной целью, а если оно и происходит, формально, то превращается, для зависимого, в очередную игру иллюзий. Если зависимый не начал выздоравливать, а точнее, не находится, уже довольно продолжительное время, в процессе самостоятельного ответственного выздоровления - не пришел на уровень понимания своих мотиваций, честной оценки своих желаний, не начал учиться жить без масок и ролей, то уровень его способности к честному диалогу с Богом стремится к нулю. Его представления о Боге, и идеи об отношениях с Богом, стали частью его болезни.

Весь этот «замкнутый круг» приводит к тому, что донести ему правду извне или самому распутать этот "клубок" лжи и иллюзий практически невозможно, пока не наступит определенный момент. И надо честно признать, никто не может сказать, когда такой момент наступит, и наступит ли вообще, в жизни отдельного человека. И как этот момент выглядит снаружи или ощущается человеком внутри, мы тоже не знаем, пока конкретный человек не опишет свой уникальный опыт.

Когда мы в своей работе сталкиваемся с воцерковленным зависимым, то возникают амбивалентные чувства. С одной стороны, радостно, что не придется объяснять элементарные понятия «что такое хорошо, а что такое плохо», и мы сможем в какой-то мере говорить с ним на одном языке. А с другой стороны, становится понятно, что человек этот имеет, так сказать, еще один слой защиты своей болезни. Как сказано выше, религиозность зависимого становится частью его болезни, как и все остальное. А это означает, что и на эту тему у него неверные представления, система иллюзий и отрицания. И прежде всего, для религиозного зависимого, это означает - настойчивые попытки использовать Бога в своих целях и отрицание этого.

Также надо понимать, что личность зависимого, кроме всего прочего, продукт жесткой системы насилия. Насилие, в виде давления, директив, жестких правил и ригидных установок, сопровождают зависимого всю жизнь, от семьи до социума, в котором он вынужден вращаться. Привычка подстраиваться, мимикрировать, носить маски, играть роли становится частью личности зависимого.
Учитывая все это, участие в церковно-приходской жизни, как условие пребывания в реабилитационном центре, неизбежно воспринимается зависимым, как навязывание или даже вынужденное зло, если только он не ощущает в этом возможности спрятаться и снова отгородиться от правды о себе и необходимости раскрываться.

Так как обрядовая сторона религиозной жизни не является безусловно необходимой в терапии зависимостей и реабилитации зависимых, обязательность церковной жизни в таких условиях, представляется некой формой прозелитизма, практикуемого деструктивными культами, которые специально ищут людей, находящихся в кризисных ситуациях, ослабленных и дезориентированных, чтобы, пообещав облегчение, вовлечь их в свою религиозную или иную общину.

Если зависимому ставится условием помощи участие в церковной жизни и в Таинствах, то не воспринять это как очередную роль он вряд ли будет способен. Для него это будет не его решение, не его выбор; это - либо выбор тех, кто руководит, либо выбор его болезни. Даже если воцерковление представляется просто как желательное для руководства программы, то, учитывая склонность многих зависимых угодничать перед власть имущими и конформизм, на первых этапах выздоровления воцерковление часто становится поверхностно-внешним, а Таинства, в таком случае, профанируются.

Важно отметить также, что наличие в терапевтической группе однозначной религиозной концепции приводит к жесткой системе понятий и верований, в которых осуждается и воспринимается «в штыки» не только отклоняющееся поведение, но и инакомыслие и даже открытое выражение чувств по отношению к некоторым аспектам жизни и религиозности. Группа православных людей, например, то есть, группа людей, собранных по принципу принадлежности к православной религиозной традиции, не может, по сути, быть толерантной к чему-то чуждому и противоречащему догматам и традициям православия. Создается система табуированных тем, группового давления, молчаливого осуждения и отвержения, особенно учитывая, что такая среда состоит из самих зависимых, все еще наполненных страхами, неуверенностью и цепляющихся за внешнее, чтобы чувствовать себя спокойнее. То есть создается обстановка непринятия, мешающая акцептации больного - смиренному принятию себя со своей болезнью.

Большинство зависимых, принявших решение или вынужденных отказаться от объекта зависимости, склонны к переключению на поведенческие и сверхценностные зависимости, помогающие испытывать сильные эмоции. А религиозная догматичность и фанатизм – одно из наиболее удобных таких проявлений, так как здесь есть место для ролей, внешнего пафоса и «священной войны» с «еретиками или внешним греховным миром». То есть, для концентрации на внешних аспектах жизни и внешних угрозах, для ухода от внутренней работы над собой.

Попадая в такую обстановку, не имея возможности соответствовать «молчаливым» внутренним и открытым групповым требованиям, ощущая, при помощи других, греховность своего мышления и своих желаний, зависимый либо срывается с процесса, либо «одевает предложенное ему облачение», снова прячась от реальности, вместо того, чтобы начинать процесс разоблачения себя.
При этом, в религиозной среде, руководство очевидным образом одобряет религиозность и не одобряет все ей противоречащее.
Чувство вины и стыд за собственное несоответствие, подавляющиеся каждым зависимым всю жизнь, являются важнейшим двигателем зависимого мышления и поведения. Они заставляют закрываться и прятаться, парализуя внутреннюю работу над собой и стимулируя внешние усилия, приводящие к тому, чтобы "казаться кем-то", вместо того, чтобы "быть собой" и "вырастать в кого-то" эволюционно.
Для начала работы над собой необходимо не только разрешение, но и активное одобрение окружающих людей вскрытия зависимым своих самых низменных, постыдных и болезненных мыслей, чувств, желаний и прошлых поступков. Причем, необходимо раскрытие этого в группе, а не "по секрету" кому-то. Нужна поддержка в таком самораскрытии для того, чтобы произошла акцептация.

В строго конфессиональной среде, тем более, состоящей в основном из неофитов-зависимых, такое практически невозможно. Таким образом, воцерковление может встать на пути выздоровления, а не быть его частью.

Подводя итог, я полагаю, что постановка воцерковления зависимого, в качестве цели, условия или обязательной части реабилитационного процесса, является методической ошибкой, приводящей не только к снижению возможностей помощи больным людям, но и к снижению количества людей, осознанно приходящих в Церковь, и качества их отношений с Богом. Это может казаться оправданным, при поверхностном взгляде на краткосрочные результаты, и может радовать кого-то лично, но в контексте профессиональной помощи зависимым в преодолении болезни, при взгляде на это в долгосрочной перспективе, очевидно, что такая концепция неэффективна и не полезна. В результате такой методики, воцерковление зависимых, по моему мнению, это - "телега впереди лошади", мешающая решению задач и достижению целей. В том числе, и задач Церкви в миссионерском служении.

Единственное, что возможно в реабилитации, это – в безопасной терапевтической обстановке, опираясь на опыт, знания и взаимную поддержку, помогать человеку начать распутывать этот клубок самообмана в те моменты, дни, минуты, когда он этого хочет. Процесс терапии и реабилитации может быть лишь началом прихода на элементарный уровень честности перед собой, который начинается с долгой, с неизбежными срывами, работы над тем, чтобы "убрать себя из центра Вселенной". А процесс ответственного выздоровления зависимого может начаться только после сепарации человека от реабилитационной программы.

Опыт показывает, что общение с христианами, не навязывающими зависимым своих религиозных взглядов, но помогающих им именно в выздоровлении от зависимости, приводит к тому, что зависимые, на определенном этапе, заинтересовываются религиозной жизнью. И если они при этом не ощущают давления и манипуляций от находящихся рядом людей, то, конечно же, обращаются к их опыту.
Этот этап в выздоровлении, чаще всего, лежит за пределами мотивационной работы с зависимым, реабилитации и, возможно даже, за пределами ресоциализации. Полезней всего, когда это происходит с личностью достаточно честной с собой, ответственной и осознанной. И тогда, на этом этапе выздоровления, очень важно кто, какие, и как посеял семена.

Если все было честно, этично, трезво - без подавления личности, то человек воцерковляется осознанно. Если хочет. При этом, церковная жизнь и Таинства становятся настоящей Ценностью, а религия – настоящим инструментом на пути к Богу.